Стихотворения, не включавшиеся в авторские сборник - Страница 44

К оглавлению

44

И арки, давшие мечту средневековью,

Веселье, что творил свободный Рафаэль,

Конкистадоров гром и вдохновенный хмель,

Маркиз нарядных сон, под звуки менуэта,

Когда была вся жизнь беспечностью одета;

Кровавый блеск, где был нож гильотин взнесен,

Твой пламенный пожар меж битв, Наполеон,

Разгары новых войн и мятежей, стихии,

Зажегшие векам огни Ресеферии.

Все в диком хаосе взметалось подо мной,

И голос слышал я, катившийся волной:

«Внемли! Изведал я все таинства Изиды,

И то, как, бросив храм разящей Артемиды,

Бежали эллины туда, где деял чары Вакх;

Как возбуждал вражду в квиритах смелый Гракх,

Как с гибеллинами боролись яро гвельфы

В лесах, где при луне играли резво эльфы;

Как, океан браздя, Колумб едва не сгиб,

Как молча созерцал аутодафе Филипп,

И был Эскуриал весь дымами окутан,

Как в яблоке закон миров провидел Ньютон

И в лагере постиг сознанья смысл Декарт.

Как в дождевой апрель (по-старому — был март),

В светлице, где сидел недавно сторож царский,

Стихам Гюго внимал с улыбкой Луначарский».

Внимая, я дрожал, а вестник мне: «Гляди!»

И хартии тогда раскрылись впереди.

Гласила первая: я — истина Биона,

Чрез меру — ничего! вот правило закона!

Вторая: не забудь — я мыслю, ergo sum.

Но слишком много слов запутают и ум.

А третья: сам Гюго сказал: мне рек Всевышний —

Искусство в том, чтоб все зачеркивать, что лишне.

3 апреля 1921

«Эй, рабочие мира! ложь — все то сладкопенье!..»

Эй, рабочие мира! ложь — все то сладкопенье!

Держите к ружьям примкнуты штыки!

Лишь в день, когда лопнет земное терпенье,

С ним цепь милитаризма разлетится в куски.

Чем орды гудели, даль тряся, при Саргоне,

Чем ухали пушки под топот Аттил,—

Нам вчера звенело с аппаратов Маркони,

Сегодня говор газет подхватил.

И бои, где за греком стоит англичанин,—

Перезвон под набатом исторических дат:

Что и сотый век на земле не причален

И к войне против войн вызван красный солдат.

Сентябрь 1922

А. К. ГЛАЗУНОВУ

Слава — властителю звуков! творцу вдохновенному —

слава!

Звуками нас ты прославил, мы звуками славного славим!

Стелется вольное Море;

раскинулся Лес на раздольи;

Веет Весна по просторам;

по Волге плывет Стенька Разин;

Чу! Трубадура припевы;

чу! стук костяков, — Пляска Смерти;

Нет, то Мазурка топочет!

нет, это — Славянская Свадьба!

Западный марш, честь Чикаго…

Причудливость Грез о Востоке…

Радостен взлет Саломеи;

но Песня Судьбы беспощадна.

Звуками мир ты прославил, мы звуками славного славим!

Слава — властителю звуков, творцу вдохновенному —

слава!

12 октября 1922

«Странствующий рыцарь, Дон Кихот!..»

Странствующий рыцарь, Дон Кихот!

Чуден был, был вдумчив твой приход.

Двадцать пять столетий ждали мы;

Вдруг пробил Сервантес толщу тьмы.

С толстым Санчо Панса на осле,

Тощий, ты поехал по земле

Из родной Ламанчи вдаль и вдаль.

Ты поныне едешь, и едва ль

Ехать перестанешь где-нибудь.

Странствующий рыцарь, здесь побудь!

<1922>

«Быть может, у египетских жрецов…»

Быть может, у египетских жрецов

Учился ты; кой-что познал, быть может,

Из тайн халдейских; споры в синагогах

Ты слушал; в строки Библии вникал

И много думал о вопросах вечных.

Твой ум был остр, но тесен кругозор

И замкнут гранью тесной Палестины.

Тир и Сидон, с их роскошью увядшей,

Тебе казались образцом богатств,

Лишь по бродячим греческим купцам

Ты знал Элладу, глух к стихам Гомера,

К виденьям Фидия, к мечтам Платона;

Рим — по солдатам, что привел Пилат,

Да по монетам, где представлен «Кесарь».

Шел грозный век, империя творилась,

В горниле римском плавились культуры,

А ты в глуши своих родных пустынь,

Сын плотника, в затишьи Назарета,

Мечтал восстать учителем земли…

Земли?.. быть может… может быть, и нет.

Как разгадать мечты твои в пустыне,

Где Дьяволом ты искушаем был!

Ты вышел как соперник Иоанна,

Чтоб скромно поучать родной народ.

Но рыбаки со скал Генисаретских,—

Простой и грубый, неученый люд,—

Твоим словам восторженно дивились

И ужасались мудрости твоей.

Ты их учил — и представал пророком;

Ты исцелял — казался чудотворцем,

И вот, успехом легким опьянен,—

Сначала тайно, после все открытей,

Ты дерзко объявлял себя Мессией,

И рыбаки поверили тебе…

Свою мечту запечатлел ты смертью,

Как тысячи пророков, и пошла

Молва глухая о тебе по свету…

И все бы кончилось глухой молвой.

<1922>

«Люблю в закатном замираньи…»

Люблю в закатном замираньи

Луча, над блестками зыбей,

На миг немое трепетанье

Пугливых, сизых голубей;

Они в предчувствии утраты

Дня, осенявшего их дрожь,

Скользят, — и вот уже трикраты

Я прошептал: «Снов не тревожь!»

Те сны! как паутинной нитью

Они над памятью давно,

Кружась, легли, и по наитью

Я сам вертел веретено.

Вот черный волос, вот багряный,

Зеленый, синий… света сны!

В клубке дыханья нитей пряны,

И ими полночи пьяны.

Но здесь, у плахи солнца! в силах

Еще я крикнуть вслух: убей!

Чтоб глубь дрожанья отразила

Пугливых сизых голубей.

17 января 1923

УЛЬТИМАТУМ ВЕСНЫ

Каждогодно все так же, из миллионолетия в новые,

44